В новоорлеанском монастыре урсулинок был найден замаранный кровью дневник, принадлежавший сестре Софи-Анжелин (Sophie-Angeline). Из него мы узнали жуткую историю, которая по факту ничего нового к лору игры Hunt: Showdown не добавляет – мы и так знали, что охотница София работает по методу «добро победило зло – поставило его на колени и зверски убило».
1 июля 1895
Слава Богу! Епископ почтит нас своим присутствием через несколько дней. Мать Лаверна (Laverne) попросила меня отложить все мои обязанности, чтобы присмотреть за его комнатой. Она также настояла, чтобы мы познакомились, поскольку он известен своей мудростью в душевных недугах. Могу ли я наконец найти искупление? Все равно. Я не должна занимать ум такими ожиданиями, ибо теперь время благоволения Божия, теперь день спасения.
Аминь.
5 июля 1895
Наконец прибыл епископ.
Мы собрались в часовне вскоре после его прибытия. Мать Лаверна стояла в первом ряду вся в изумлении и восхищении. Но когда я увидела его, мои надежды умерли. У этого человека нет надежды на искупление.
Я помню его по борделю. Его холодные голубые глаза. Его маленькие, озорные руки. Неестественно оранжевое лицо, обрамленное болезненно-светлыми волосами. Мой желудок сжался от отвращения, когда он сказал, что если мы не послушаемся Господа и не будем следовать Его заповедям буквально, плод нашего чрева будет проклят! Этот Дьявол посмел своим лицемерным языком испортить слова Божьи! Он не епископ. Он не святее самого Дьявола. Я должна уйти, прежде чем он узнает меня. Господь, дай мне сил!
6 июля 1895
Ужасное предзнаменование или, может быть, откровение.
Сегодня утром сестры обнаружили тело, насаженное на кол у главных ворот. Это был владелец ранчо, исчезнувший после перестрелки в ДеСалле. Да помилует Господь его душу. Это было ужасное зрелище: в его пустых глазницах были два цветка ноготка, а на лбу были вырезаны дьявольские символы. Но что нас поразило до глубины души, так это другое. Когда сняли тело, мы увидели его обнаженную грудь, покрытую глубокими порезами, образующими перевернутый крест, с которого еще сочилась кровь.
Вскоре прибыли законники, чтобы осмотреть тело. Они спрашивали, нуждаемся ли мы в защите, но Мать Лаверна отклонила их предложение, сказав, что Господь защитит нас. Когда я вернулась в свою комнату, произошло самое странное: я столкнулась с женщиной с безумными глазами, полными волнения и ожидания. Прежде чем я успела сказать хоть слово, кто-то сзади закрыл мне рот ладонью. Внезапная боль, прилив экстаза, и мое сердце забилось быстрее, когда другая женщина посмотрела мне в глаза.
— Найди нас, — прошептала она, — если ты ищешь искупления.
Она облокотилась на кровать и оставила письмо и револьвер с двумя стволами и прикладом, прикрепленным к его рукоятке. Затем женщина позади меня разжала руку. Я повернулась, но не могла разглядеть ее лица, скрытого за вуалью. Они двинулись к выходу, глядя друг на друга, и ушли. Бог знает сколько времени я стояла неподвижно, глядя на дверь, но пришла в себя, когда сестра в панике открыла ее. Епископ пропал.
8 июля 1895
Я не находила себе покоя с тех пор, как он пропал. Я видела его во сне, лжеепископа, и убивала его сотнями разных способов, снова и снова. Господь, что со мной происходит? Почему я не в ужасе, а в восторге от своих извращенных снов? Может быть, Бог требует крови? Чтобы я обагрила руки? Меня бросает в пот от одной мысли о том, чтобы снова согрешить. Я должна уйти и найти женщин, оставивших письмо. Я никогда не подвергала сомнению свою веру и не хочу делать этого сейчас. Молитвы не помогут, пока я не найду ответы. Я знаю, что только тогда я могу быть достойна Божьего благоволения.
9 июля 1895
Я нашла их. И я подготовлю монастырь к их последнему прибытию, прежде чем мы оставим его гнить и гореть.
Я отправилась в Байу и нашла женщину возле хижины. Ее лицо было скрыто вуалью, она сидела на крыльце, ухаживая за винтовкой со странным механизмом, выглядевшим неуместно. Она положила ее себе на плечо и угрожающе смотрела на меня, пока я приближалась. Так угрожающе, но я наслаждалась ее взглядом.
Другая женщина приветствовала меня решительным взглядом, сияющим от счастья. Она открыла люк и с теплотой в голосе сказала мне спускаться. Я не задавала вопросов. Это казалось правильным. Я услышала что-то или кого-то в подвале, а когда спустилась, то увидела епископа, лежащего на полу, связанного, как боров, плачущего, пищащего, как раненая крыса. Я не могла не улыбнуться. Та, что в вуали, подошла и вынула ему изо рта кляп, обнажив его грязные зубы. Его лицо теперь белое, как молоко. Когда он говорил, в подвале стоял тошнотворный запах — мне нравилось смотреть, как женщина ломает ему зубы прикладом винтовки. Затем я услышала, как другая сказала:
— София?
Я посмотрела на нее, взволнованная тем, что ко мне обратилась такая красивая женщина, но был разочарована, когда заметила, что вместо этого ее глаза были прикованы к другой женщине. Когда она нежно усадила меня в кресло, я поняла, что они хотят, чтобы я насладилась зрелищем.
София, глядя на человека, теперь плачущего и умоляющего о своей жалкой жизни, протянула другой женщине черный нож, та села на грудь епископа и вздернула ему подбородок. Одним плавным быстрым движением перерезала ему горло. София затрепетала от радости и погладила темные волосы другой женщины, как бы ободряя ее. Затем женщина раскрыла края пореза пальцами, окрасив их кровью. Он дёрнулся от боли, когда она погрузила пальцы и начала касаться чего-то глубоко внутри. Я смотрела и наслаждалась. Затем она хихикнула и заговорила, когда вокруг его гортани образовалась малиновая пена:
— Щекотно, — сказала она, — я чувствую его крики кончиками пальцев.