Помните образцово жуткую историю появления первой Мясной головы? Охотница Ханна Кинни родила не ребенка…
Дневник Мары Крэнстон (Mara Cranston)
Страницы повреждены водой, рукописный текст плохо читаем18 декабря 1894
В течение нескольких недель после ее смерти я оплакивала потерю своей сестры Ханны. Даже когда мы оба уже были в зрелом возрасте, я всегда думала о ней как о ребенке — именно так она выглядела в тот день, когда наша мать завывала и потела, рожая ее на полу нашей хижины. Осознание того, что Ханна умерла, занимаясь тем же самым — принося в мир ребенка, — преследует меня во всех снах. Я не могу не винить себя в этом, не думать о том, что если бы я была рядом, держала ее за руку и поддерживала ее, когда ей было больно, она могла бы как-то выкарабкаться. Я уверена, что Джонатан сделал все, что мог, хотя, признаться, мне обидно, что вместо того, чтобы самому вернуться и сообщить нам о ее кончине, он куда-то сбежал, отправив какого-то чопорного незнакомца из той организации, в которой они с Ханной состояли, сообщить новость — Ханна мертва. Джонатан пропал. Ребенок… ребенок. Мне сказали, что ребенок тоже умер во время родов, но что-то в лице этого человека наводило на мысль о чем-то большем. Может, я просто параноик? Зачем ему врать о таких вещах?
Тем не менее, это ничего не меняет. Моя сестра умерла, и я скучаю по ней больше всего на свете.
12 января 1895
Я не могу в это поверить. Сегодня в магазин зашла женщина, которая сказала мне, что она одна из медсестер, работавших в роддоме в день смерти Ханны. Она вложила в мою ладонь медальон, говорила тихим шепотом, оглядываясь через плечо, словно опасаясь, что кто-то может за ней следить. «Она назвала ваше имя во время родов», — сказала мне медсестра, и я зарыдала в рукав. «Она любила тебя и хотела бы, чтобы у тебя было это». Медальон был пуст. Женщина сказала, что Ханна планировала поместить туда фотографию своего новорожденного. Вспомнив, как странно вёл себя мужчина из организации при упоминании о ребенке, я применила силу, чтобы узнать правду.
— Не ходи, если тебе дорог твой разум, — сказала она мне, когда я прижала ее к стене. — Ты не захочешь увидеть, во что это превратилось.
31 января 1895
Это был совсем не ребенок.
Правда заключается в том, во что я никогда бы не поверила, если бы не столкнулась с доказательствами. Что-то не так в Луизиане, что-то, что глубже, чем кошмарная чума. Оказавшись на задворках этой разваливающейся организации, я узнала правду — ад вырвался на свободу в байу, пустил корни в его болотах, шахтах и селениях, испортив саму почву. И дело не в том, что случилось с Ханной.
Сейчас их очень много, но, если верить моим сведениям, Ханна родила самого первого. Громоздкое, чудовищное, безголовое кощунство, опорожняющее свои кишки раздутыми пиявками, которые скользят по его лодыжкам и предупреждают его о добыче. Папина винтовка Drilling прекрасно себя показала, когда помогла мне вчера завалить одного. Сначала я стреляла издалека, а потом, не заметив, что тварь еще не сдохла, когда я подошла осмотреть ее труп, нанесла добивающий удар из гладкого ствола того же самого ружья.
До конца своих дней я буду прочесывать эти края, убивая всех до единого.
????? 1895
Прошли недели в этом Байу или месяцы? Дни сливаются воедино. Мясные головы, как их называют охотники, не кончаются. Одно из этих чудовищ должно оказаться последним в своем роде, обязательно, обязательно…
У меня голова идет кругом от долгого одиночества. Ночью хуже всего. Я стала слышать, как Ханна шепчет мне из темноты, умоляя узнать, где ее ребенок, что с ним сделали, где Джонатан, где ее семья? Мне приснилось, что она стоит передо мной, гниющая и разрушенная по пояс, растерзанная и изгрызенная, и указывает на меня, произнося слово «семья». Мясные головы — моя семья в каком-то извращенном, жалком смысле. Все это просто неправильно.
Я очнулась от сна, сидя на дереве, рубашка распахнута, руки сжимают мертвую пиявку с трупа Мясной головы, все еще распластанного на дороге позади меня. Я держала ее так, словно хотела покормить грудью. Не знаю, сколько я еще продержусь, прежде чем упаду духом.
Вернись, Ханна. В следующий раз я не побоюсь сделать шаг вперед и взять тебя за руку.
Вот такое продолжение истории, к которой я уже и не ожидал возвращения. Ее дополняют заметки исследователя.
Заметки исследователя:
- Записи о семье Ханны Кинни скудны — очевидно, она хотела защитить их, когда оставила прежнюю жизнь ради Охоты. Увы, жаль, что в случае с ее сестрой Марой такие меры оказались напрасными.
- По удивительному стечению обстоятельств Мара встречает родовспомогательную медсестру своей покойной сестры. Была ли она подослана кем-то в рамках более великого замысла или чувство вины подтолкнуло ее к двери Мары Крэнстон? Как вариант, расстройство Мары началось задолго до того, как она взяла в руки винтовку.
- Обнаружение этих записей также заставляет сразу же задаться вопросом о том, что стало с Марой. Как мы знаем, она не смогла успешно истребить «мясные головы» — ее наиболее очевидная судьба вызывает тревогу.
- Тревожный поворот в психическом состоянии Мары заставляет задуматься: Стала ли она просто жертвой суровой изоляции в Байю, или же за этим стоит нечто большее?
- То, что Ханна знает об ААО, но отказывается в ней участвовать, ставит ее в очень опасное положение. Если бы безумие или монстры не лишили ее жизни, то, скорее всего, нашлось бы оружие, готовое заставить ее замолчать.